Если бы я могла, то придала бы сама этой теме самую высокую важность.

Послушайте для начала. Я случайно оказалась ообладательницей двухтомника актрисы Тамары Петкевич. Это очень сложная книга. Трудная, сложная и очень трагичная.

Я случайно имела честь увидеть автора. Я потрясена. Восхищена. Она в старости красиво и достойна. И хочу с вами поделиться. Это страшно, но и прекрасно -- она сумела рассказать обо всем, как простая женщина...

Тамаре Петкевич выпал такой жребий, будто вся апокалиптичность ХХ века сгустилась в одной частной судьбе. Родилась в 20-м году в семье жестокого и романтичного комиссара, в 37-м в Ленинграде его посадили. Обыск, арест, очереди, передачи, допросы, розыски, обнищанье (мать осталась одна с тремя дочками, стала спиваться), великодушие и предательство близких, знакомство в тюремной очереди с юношей, у которого та же беда… Фабула книги - иллюстрация к иезуитской лжи сталинского лозунга: "Сын за отца не отвечает". Ответили - все за всех.

Исповедь Петкевич надо непременно читать, а не пересказывать. Судьба по сюжетной канве и дальше (поездка в ссылку к жениху, мытарства в Средней Азии, смерть матери в блокадном Ленинграде, и многолетние работы за проволокой от рытья земли до тюремного театра, и служба медсестрой, а также рождение сына в зоне и его навеки похищение… достаточно?) вышивала такие зигзаги, что даже беспримесный перечень, как в трудовой книжке, мог бы стать исторической эпопеей и одновременно детективом. Но тут - иное. Мемуарная автобиография Тамары Петкевич стала художественной прозой и беспафосным учебником выживания в условиях, для этого не то что бы малоприспособленных - категорически противопоказанных».
Побудительные мотивы написания и первой и второй книг Тамары Петкевич были теми же, что воззвали к сотворению «Реквиема» Анны Ахматовой. Сама Тамара Владиславовна так их формулирует во второй книге: ««Мне было сорок с лишним лет, когда я села за воспоминания о пережитом. К тому толкала отчаянная, сводящая с ума потребность отыскать хоть какую-то логику в «великом эксперименте»; понять во имя чего были отняты и сломаны жизни у такого множества людей… Прошлое, как что-то живое и властное, повернуло меня к себе. Заставило слышать себя и говорить с ним. Мне «выдавались» силы. Принимая их через какое-то тайное окно, я исписывала одну тетрадь за другой».

Сила ее духа способна восхищать, но довольно часто в восклицаниях: «Как же человек все это смог вынести!», мне чудилось нечто фальшивое и недоброе. Поэтому я не изумляюсь тому, что эта женщина смогла выстоять перед таким сонмом бед и испытаний. ЭТА удивительная женщина только так и могла!

Тамара Петкевич—автор двух книг. Это книги о ее собственной жизни, автором которой ей так мешали стать. В 90-е, после выхода первой —«Жизнь—сапожок непарный»,—было много откликов, ее приняли в Союз писателей. В Петербурге был поставлен спектакль по книге. В Германии издали книгу несколько раз. Александр Квасьневский наградил автора Кавалерским крестом Ордена за заслуги перед Республикой Польша.

В какой-то газетной рецензии о Тамаре Петкевич написали: «Ее судьба—одна из миллионов». Скорее наоборот: в ее судьбе—миллион судеб. Каждый факт ее биографии по отдельности мог быть в биографии какого-то другого человека, но уму непостижимо, как все они сошлись вместе: арест отца в 37-м и смерть его в лагере в 42-м, арест Тамары и ее мужа в 43-м, смерть от голода мамы и сестренки в блокадном Ленинграде, семь лет лагерей, рождение в неволе ребенка, которого у Тамары отняли, смерть в лагере любимого человека… Там, в зоне, Тамара стала актрисой в театрально-эстрадном коллективе, состоящем из таких же заключенных, как и она. И потом, уже на воле, она играла в театрах разных городов. Вторая книга—«На фоне звезд и страха»—продолжение первой. В ней Тамара Петкевич «дорассказывает» жизнь. Презентация книги прошла в Москве, в ЦДЛ.

—Когда мне сказали, что есть замечательная книжка «Жизнь—сапожок непарный», и дали ее почитать,—говорит Эльдар Рязанов,—я открыл, понял, что это будет про ГУЛАГ, и думаю: ну что я могу еще прочитать про ГУЛАГ после Солженицына, Шаламова, Гинзбург? И дальше я не мог оторваться. Я плакал. Я понял, что имею дело с крупным писателем. Когда вышла вторая книга, я подумал: но ведь все самое чудовищное уже было описано, что же можно описать в продолжении? Я могу сказать одно: эта книга не уступает первой.

С Рязановым согласилась и Татьяна Гердт:

—Я человек очень счастливый, мне Господь посылал все время замечательных людей. Но потрясений человеческих у меня было в жизни два: Твардовский и Тамара Петкевич. Это не лагерная литература. Это литература русская. Это то, что дает силы жить.

Действительно, книги Тамары Петкевич при всей трагичности судьбы автора—очень жизнеутверждающие.

—Наверное, людям надо знать, как обходиться с трудностями. И, может, это самое важное, что я должна была сделать в жизни,—говорит Тамара Петкевич.

______________

Я восхищаюсь этой женщиной!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Писатель и философ Григорий Померанц, который сам прошел сталинские лагеря, считал, что лагерная литература делится на две неравноценные части: истории о гибели души и истории о росте души. Прозу Тамары Петкевич он относит ко второй категории. Свою первую книгу «Жизнь – сапожок непарный» Тамара Петкевич написала, выполняя данное в лагере обещание: когда-нибудь все рассказать. Вторая ее работа «На фоне звезд и страха» посвящена драме обретения свободы. Обе книги, написанные в разные годы, минувшим вечером держали в руках участники творческого вечера Тамары Петкевич, который прошел в Центральном Доме литераторов. Рассказывают «Новости культуры».

Тамара Петкевич не могла не вернуть к жизни хотя бы некоторые имена, обстоятельства прежних лет и судьбы ушедших людей. Так возникли книги ее воспоминаний. «Очень хотелось рассказать о людях. О них никто не узнает, потому что они ушли во тьму. А люди были прекрасные, какой-то другой породы. Вот это, как долг остался», – говорит Тамара Петкевич.

Ее первое документальное произведение «Жизнь – сапожок непарный» увидело свет пятнадцать лет назад. Эта книга вызывала неподдельный шок у всех, кому она попадала в руки. В судьбе одной женщины – целая эпоха. Ее взрослая жизнь началась в страшном 1937 году. Расстрел отца, ссылка мужа, арест в 1943 году, семь лет лагерей – сначала в Киргизии, затем в республике Коми, гибель матери и сестры в блокадном Ленинграде. «Первая книга меня просто сбила с ног. Я ведь очень много читала о лагере, но ничего подобного этой книге, такого поэтичного, такого даже светлого, как ни странно звучат эти слова, я не читала», – признается поэт Лариса Миллер.

Казалось бы, что еще можно сказать о том времени, о тех муках, о миллионах искалеченных судьбах после Солженицына, Шаламова, Гинсбурга? Оказывается, можно. «Я плакал. Когда я вспоминаю свои впечатления о прочитанном – это невозможно, это невероятно! Я верю каждой фразе, каждому слову. И самое главное в подобного рода литературе – а для меня это самая высокая литература, потому что она объединяет полную правду жизни и невероятный талант автора, – в том, что я понял, что имею дело с замечательным крупным, великим прозаиком, писателем», – говорит режиссер Эльдар Рязанов.

Продолжение книги «Жизнь – сапожок непарный» Тамара Владиславовна писала долго. В своей второй работе она рассказывает о том, как складывалась ее жизнь, начиная с 1952 года: как началась творческая судьба в театре Княж-Погоста, как и что она играла на сценах Шадринска, Чебоксар, Кишинева, как искала сына, потерянного в годы войны. Когда отбирают молодость, когда отбирают жизнь – чем еще может жить человек? Надеждой и верой в людей. Об этом продолжение документальной повести Тамары Петкевич, которое она назвала «На фоне звезд и страха».


Эти две книги и составляют двухтомник.

И, простит меня Тамара Владиславовна, но я, когда окажусь в тех местах тоже сходу на моголу Колюшки.... Светлая ему память...

Эта книга -- одно из последний потрясений и открытий в моей достаточно мирнойц жизни.... Почитайте. Обязательно.

Тяжёлое произведение видимо.

Voron :

Тяжёлое произведение видимо.

Я перестаралась?

Сейчас попробую убрать "много букв".

Хотя.... знаешь, это супер книга. Это ЖИЗНЬ. И тяжелое, конечно. Это же не Дарья Донцова.

И я прочла эта две книги.
А через некоторое время проезжала мимо Княжпогоста. Спросила соседей по купе, где кладбище. Приметила.
Согласна с вашей высокой оценкой