В понедельник в 18.10 по московскому времени, на 74-м году жизни, в карете скорой помощи остановилось сердце великого российского поэта Беллы Ахмадулиной. Просто помянем ее и вспомним совершенно необычные последние визиты Ахмадулиной в Ригу, состоявшиеся 7 и 9 лет назад.

В 2001-м она приехала на свой поэтический вечер в зале Вагнера. Это было совершенно замечательно, хотя со стороны и немного странно: поэт, в шестидесятые собиравшая стадионы, выступала перед сотней слушателей.



А после того памятного вечера к ней за автографами вытянулась большая, почти на час, очередь. Ибо с каждым Белла Ахатовна говорила по несколько минут. Тихо обращалась к подошедшему поклоннику: «Как вас зовут? Александр? Саша... Знаете, что... Сашенька. А вам я надпишу книгу — «С любовью». И после паузы: «Ах, но только куда же она постоянно девается!»



Многие современники к творчеству Ахмадулиной относились уважительно, но... сдержанно. Дескать, это пусть прекрасный, но все-таки осколок минувшей эпохи, когда в 60-е ее с коллегами (Евтушенко, Вознесенский, Окуджава, Рождественский) выступления действительно собирали стадионы, толпы рвались в зал Политехнического института.



И вот небольшой зал Вагнера, где два с половиной часа выступал один из самых замечательных (если не самый замечательный) поэт пост пастернаковского/ахматовского периода, живших в России. На мой взгляд, Вознесенский и Евтушенко в какой-то момент стали создавать социальную поэзию, в то время как Ахмадулина — одна из немногих, кто занималась исключительно частной жизнью. Кстати, даже заявление российского ПЕН-клуба против попытки захвата НТВ так и не подписала. Частная сфера — то, что, собственно, и отличает настоящего поэта.



После второго часа вечера, когда в зале стало уже жарко и вышло несколько зрителей, Белла Ахатовна остановилась... И это был настоящий пышный декаданс, да! Не случайно на том вечере присутствовал и главный декадент современной моды Александр Васильев. Это была настоящая поэзия, заключившаяся не только в строчках, но и в знаменитой протяжно-печальной интонации: «Вы не стесня-я-я-йтесь выходить. Я вас понима-а-а-ю... Уж по-о-оздно, по-о-оздно. И надо спешить...»



«Вы знаете, — продолжила она, — когда от меня уходят ва-а-ажные гости, они зачастую просят: Белла, посвяти нам стихотворение. Ну просто так, для смеха. Тебя народ любит, у тебя ж такой простой смысл...» И, отрешенная, прочитала стихи про луну, про Пушкина, про время года, когда восходит темно-красный диск солнца и она понимает: «Меня ожидает сегодня мороз...»



Тогда, девять лет назад, было так: «Нам действительно надо спешить понимать эти «простенькие» строчки про то, что вокруг может быть все — слава, деньги, роскошные перстни, дача... Может быть, наконец, любящий муж Борис Мессерер (знаменитый театральный художник), после концерта сказавший мне просто: «Беллу надо принимать очень нежно — это вам не тетка, которую посадил на воз и поехал». Но... при этом вы можете все равно проснуться и понять, что впереди — только и исключительно мороз. И пощады не дано...



Стихотворение «Апрель», 1960 год



Вот девочки — им хочется любви.

Вот мальчики — им хочется в походы.

В апреле изменения погоды

объединяют всех людей с людьми.



О новый месяц, новый государь,

так ищешь ты к себе расположенья,

так ты бываешь щедр на одолженья,

к амнистиям склоняя календарь.



Да, выручишь ты реки из оков,

приблизишь ты любое отдаленье,

безумному даруешь просветленье

и исцелишь недуги стариков.



Лишь мне твоей пощады не дано.

Нет алчности просить тебя об этом.

Ты спрашиваешь — медлю я с ответом

и свет гашу, и в комнате темно.



Лет 20 назад в книжном магазине открыв томик Ахмадулиной и с большим удивлением увидев прекрасное интервью Бродского об этом «советском» поэте. С удивлением — потому что Иосиф Александрович писал все больше о таких величинах, как Оден, нобелевская лауреатка Вислава Шимборска, о Горации, наконец. То эссе заканчивалось примерно так: «Ахмадулина, безусловно, первый сорт. Икра! А если вы спросите, какого цвета эта икра, я отвечу: ну, безусловно...» Какой именно икрой Бродский назвал этот печальный деликатес — красной или черной?



Белла Ахатовна была вся в черном. Давала автограф красивой девушке: «Вас зовут как? Аня? Анечка... А вам напишу так: «Будьте счастливы. Пожа-а-а-алуйста! Я вас именно прошу быть счастливой! Ведь вы же такая молодая и прекрасная... Я когда-то писала о несчастной любви. Но ведь счастливая любовь все равно реальна, да».



Для того, чтобы быть нежным, сегодня надо быть настоящим мужчиной. А здесь вам дарит нежность вот эта хрупкая женщина. И поэтому: ну, безусловно, Ахмадулина — черная икра! Драгоценная...



«Белла Ахатовна, а что же не хватает вам для идеала?», — спрашиваю. «Нежности и любви, — ответила. — И пары декалитров ворованной нефти!»



Через два года она еще раз приезжала в Ригу. Точнее, в Юрмалу. Помню, была на концерте Мстислава Ростроповича в «Дзинтари», после которого в узком коридоре закулисья столкнулись Ростропович, знаменитый латышский композитор Петерис Васкс, Борис Мессерер, еще кто-то... «Бэлочка, познакомься, это гениальный латышский композитор Васкс!», — закричал Мстислав Леопольдович. «Гениальный? Но ведь он же еще живой!», — как-то странно молвила Ахмадулина.



Белла Ахмадулина поэтом была, на мой взгляд, гениальным. Во всяком случае, в начале каждого октября я «болел» за нее, надеясь, что ей вручат «нобелевку». Ну, не дали.(TELEGRAF.LV ) В Не это главное. Главное, что она была с нами и успела подарить нам очень много любви.